К ВОПРОСУ О ПРЕДВИДИМОСТИ УБЫТКОВ
И.М.ЛИПЕНЬ,
юрисконсульт I категории
УП «ИНСТИТУТ БЕЛНИИЛИТ»,
аспирант кафедры гражданско-
правовых дисциплин
факультета права БГЭУ
РЕЦЕНЗЕНТ А.В. КАРАВАЙ,
заместитель начальника
экспертно-правового управления
Конституционного Суда
Республики Беларусь,
кандидат юридических
наук, доцент
Важным правилом регулирования возмещения убытков является
ограничение возмещаемого ущерба тем, который является предвидимым.
Согласно п. 1 ст. 364 Гражданского кодекса Республики Беларусь
(далее - ГК) должник обязан возместить кредитору убытки, причиненные
неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства.
Мы уже писали о том, что рассматриваемая норма прямо указывает
на необходимость наличия причинной связи, но ничего не говорит о
том, какой должна являться эта связь, т.е. не содержит критерия,
которым надлежит руководствоваться судам при решении вопроса о
причинной связи*. Изучение судебной практики показывает, что в
подавляющем большинстве случаев возмещению подлежат лишь те убытки,
которые прямо, непосредственно и неизбежно вытекают из факта
нарушения. В связи со сказанным предлагалось дополнить текст закона
указанием на то, что эта связь должна быть прямой и
непосредственной. Вместе с тем проблема установления причинной связи
имеет и другой не менее важный аспект: формулировка п. 1 ст. 364 ГК
настолько расплывчата, что не может служить сколь-нибудь ясным
критерием того, где же граница тем последствиям, на которые
распространяется ответственность лица, допустившего нарушение
договора. Речь идет не о том, как конкретное лицо представляло себе
последствия нарушения договора (это обстоятельство больше относится
к понятию вины), а о том, из какой степени предвидимости последствий
исходит закон, устанавливая ответственность за нарушение договорных
обязательств.
К сожалению, действующий ГК вообще не рассматривает данный
вопрос. Объясняется это, скорее, не намерением законодателя, а
пробелами в законодательстве. Действительно, необходимость
законодательного закрепления рассматриваемого условия причинной
связи достаточно очевидна: не все выгоды, которых была лишена
потерпевшая сторона, попадают в сферу договора, и неисполнившая
сторона не должна быть обременена компенсацией ущерба, который она
никогда не могла бы предвидеть и риск наступления которого могла бы
покрыть страхованием. Впервые же на это обратили внимание зарубежные
юристы: «Необходимость ограничения особенно очевидна в отношении
компенсации утраты экономически предопределенных возможностей,
поскольку условия для реализации возможностей получения прибыли
могут иметь эффект снежного кома: одни возможности порождают
другие»**.
С учетом сказанного при внесении соответствующих поправок в ГК
необходимо принимать во внимание накопленный в этом направлении
международный и зарубежный опыт правотворчества.
Говоря о зарубежном законодательстве, отметим, что впервые
правило о предвидимости убытков возникло во французском праве.
Согласно ст. 1150 Французского гражданского кодекса (далее - ФГК)
должник отвечает только за убытки, которые предвиделись или могли
быть предвидены во время заключения договора.
До определенного времени во французской юриспруденции шли
споры о том, что должно быть предвидено нарушителем договора и как
установить предел его ответственности в компенсации причиненного
ущерба. По мнению одних, нарушитель должен предвидеть характер
возможного ущерба, но совсем не обязательно, чтобы он предвидел его
объем. Данный подход не получил широкого распространения во Франции,
поскольку было признано, что его применение необоснованно сузило бы
возможности правовой защиты, которую ФГК предоставляет должнику,
освобождая его от ответственности за последствия непредвиденных
событий.
Другим аспектом применения критерия предвидимости убытков,
который в настоящее время утвердился в судебной практике, является
однозначный подход к нему как носящему «абстрактный» характер.
«Предвидимость» убытков устанавливается с точки зрения «разумного
лица», а не определяется как субъективная возможность конкретного
нарушителя договора. Иными словами, контрагент, нарушивший договор,
не может избежать ответственности за причиненные убытки, ссылаясь на
то, что лично он мог предвидеть менее того, что в соответствующем
случае доступно «разумному лицу».
Что касается актов международного частного права, то
соответствующие положения о предвидении убытков можно обнаружить в
Венской конвенции ООН «О договорах международной купли-продажи
товаров» (далее - Венская конвенция) и в Принципах международных
коммерческих договоров УНИДРУА (далее - Принципы). Так, в
соответствии со ст. 74 Венской конвенции убытки за нарушение
договора не могут превышать ущерба, который нарушившая договор
сторона предвидела или должна была предвидеть в момент заключения
договора как возможное последствие его нарушения, учитывая
обстоятельства, о которых она в то время знала или должна была
знать. Согласно ст. 7.4.4 Принципов неисполнившая сторона отвечает
только за ущерб, который она предвидела или могла разумно предвидеть
при заключении договора как вероятное последствие его неисполнения.
«Определение того, что является предвидимым, - говорится в
комментарии, - устанавливается со ссылкой на момент заключения
договора и саму неисполнившую сторону... и критерием является то,
что обычное прилежное лицо могло бы разумно предвидеть в качестве
последствий неисполнения при обычном ходе вещей и особых
обстоятельствах конкретного договора, таких, как представленная
сторонами информация и их предшествующие сделки»***.
Необходимо отметить, что положения международного частного
права о предвидимости убытков имеют исключительно важное
практическое значение. Достаточно сказать, что они уже нашли
применение в практике Международного арбитражного суда при
Белорусской торгово-промышленной палате (далее - МАС при БелТПП).
Приведем такой пример.
Пример
МАС при БелТПП было рассмотрено дело по иску дочернего
предприятия «А» акционерного общества «Б» (Украина) к совместному
предприятию «В» (Республика Беларусь) о взыскании суммы основного
долга, неустойки и убытков, причиненных несвоевременной оплатой
долга.
Согласно материалам дела между истцом и ответчиком 09.02.1998
г. и 06.05.1998 г. были заключены контракты на поставку продукции.
Во исполнение своих договорных обязательств истец поставил в адрес
ответчика продукцию всего на сумму 2 251 109 670,64 белорусских
рублей. Своевременно и в полном объеме ответчик имеющуюся
задолженность не погасил, в результате чего ему были предъявлены
исковые требования о взыскании неустойки и убытков в виде уплаченной
налоговой пени.
Как следует из материалов дела, П-ская объединенная
государственная налоговая инспекция (ПОГНИ) начислила истцу пеню
в размере 3 837 209 606,99 белорусских рублей по результатам трех
проверок, проведенных 24.09.1998 г., 07.07.1999 г. и 17.11.1999 г. в
отношении контракта от 09.02.1998 г. Истец уплатил указанную пеню в
размере 35 148,84 украинских гривен. По результатам проверок,
проведенных 24.09.1998 г., 07.07.1999 г., 20.10.1999 г. и 17.11.1999
г. в части соблюдения истцом законодательства при исполнении
контракта от 06.05.1998 г., ПОГНИ начислила истцу пеню в размере 6
969 251 091,70 белорусских рублей. Истец уплатил указанную пеню в
размере 63 838,34 украинских гривен. Уплаченные истцом штрафные
санкции были вызваны нарушением ответчиком его обязанностей по
оплате полученного товара и, как следствие, нарушением истцом сроков
поступления валюты от реализации товара, установленных Законом
Украины «О порядке осуществления расчетов в иностранной валюте».
Констатируя факт ненадлежащего исполнения ответчиком своих
обязательств и его ответственность за их нарушение, суд отметил вину
истца в понесенных им расходах по уплате налоговой пени по
результатам проведенных проверок, на основании чего удовлетворил
заявление ответчика о сокращении суммы возмещаемых убытков ввиду
непринятия истцом мер по уменьшению ущерба. Кроме того, отказывая
истцу в иске о возмещении ущерба, суд учел и другие обстоятельства.
В частности, суд обратил внимание на отсутствие предвидения убытков
со стороны ответчика:
«В дополнение, суд руководствуется международным правилом
предвидения убытков, согласно которому размер взыскиваемых с
нарушившей стороны причиненных контрагенту убытков ограничивается
тем ущербом, который нарушившая сторона могла предвидеть или должна
была предвидеть в момент заключения договора (ст. 74 Конвенции ООН
«О договорах международной купли-продажи товаров»). Состав суда
полагает, что ответчик в момент заключения договора не предвидел и
не мог предвидеть такого количества проверок, проводимых в отношении
истца, и ожидать неограниченного размера налоговой пени (ущерба),
взыскиваемой с истца».
Таким образом, подведем итоги. Анализ зарубежного
законодательства и актов международного частного права не позволяет
нам отдать предпочтение в пользу какой-либо одной существующей
конструкции предвидимости убытков. Каждая из этих конструкций в той
или иной степени несовместима с белорусской правовой системой,
вследствие чего ни одна из них не может применяться в отечественном
законодательстве. Думается, что при таких обстоятельствах
конструирование критерия предвидимости убытков становится возможным
лишь на основе отбора тех положений зарубежного законодательства и
актов международного частного права, близость которых к белорусскому
правопорядку следует считать очевидной.
Итак, к отечественной правовой системе близко примыкают
следующие положения.
1. Критерий предвидимости - это критерий причинной связи, т.е.
средство, предназначенное исключительно для определения того ущерба
(его характера), который подлежит возмещению****. Сложившийся во
французской судебной практике взгляд на критерий предвидимости еще и
как на средство для исчисления и оценки ущерба следует считать для
белорусского права неприемлемым: подобный подход накладывает
неоправданные ограничения на право требования полного возмещения
убытков в тех случаях, когда в результате нарушения договора
потерпевшая сторона, например, теряет необычно высокую прибыль,
которую она могла бы иметь в силу удачно сложившейся коньюктуры,
особых свойств товара и т.п.
2. Возможность предвидения должна определяться на момент
заключения договора*****. Разумность данного положения достаточно
очевидна. Если бы время предвидения определялось моментом нарушения,
то уведомление после заключения договора о каких-либо специфических
обстоятельствах, которые увеличивают возможный ущерб, вело бы к
возложению на сторону дополнительного риска, который она не
принимала на себя при заключении договора, и если бы она знала о нем
до заключения договора, то, возможно, не вступала бы в отношения с
контрагентом или увеличила бы свое вознаграждение. Рассматриваемое
положение имеет под собой и правовое обоснование: в данном случае на
первый план выходит законодательно закрепленный принцип
недопустимости одностороннего изменения обязательств (ст. 291 ГК).
3. При формулировании критерия предвидимости должно
приниматься во внимание не столько то, что фактически предвидела
нарушившая договор сторона, сколько то, что она должна была
предвидеть, так же, как любое другое лицо в таком же положении.
Масштабом предвидения следует признать опыт «разумной стороны»,
находящейся в аналогичном положении. Нарушившая договор сторона
должна рассматриваться как имеющая представление об обстоятельствах,
которые позволяют ей предвидеть последствия нарушения договора, если
такое представление вытекает из опыта соответствующей
предпринимательской деятельности, т.е. соответствующее знание
присуще всем, кто занимается определенным видом деятельности, и его
всегда можно ожидать от них******.
Описанный подход, безусловно, заслуживает поддержки, так как
целью его является формирование нормально функционирующего
коммерческого оборота, отличающегося стабильностью и
предсказуемостью. Белорусское право знает примеры такого подхода,
ярким свидетельством чему служит конструкция вины, представляющая
собой абстрактную модель ожидаемого поведения в той или иной
ситуации разумного и добросовестного участника имущественного
оборота. Вот формула: «Лицо признается невиновным, если при той
степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась
по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры
для надлежащего исполнения обязательства» (п. 1 ст. 372 ГК).
Данная формулировка означает примерно следующее. В вину
должника ставится не то, что он не принял мер к исполнению договора,
которые были доступны ему по его индивидуальным качествам, а то, что
он не принял мер, чтобы исполнение договора стало объективно
возможным. Отсюда очевидно, что для того чтобы доказать невиновность
нарушения договорных обязательств, недостаточно, если неисправный
должник докажет, что он действовал в меру своих личных способностей
и знаний. В соответствии с требованиями п. 1 ст. 372 ГК он должен
доказать принятие им всех мер заботливости и осмотрительности,
которые от него требовались по характеру обязательства и условиям
оборота. Именно в этом и состоит объективный характер вины. Таким же
характером должен отличаться и критерий предвидимости убытков.
С учетом изложенного формулировка п. 1 ст. 364 ГК может
принять следующий вид:
«Должник обязан возместить кредитору причиненные неисполнением
или ненадлежащим исполнением обязательства убытки, которые он
предвидел или должен был разумно предвидеть в момент заключения
договора».
_______________________________
* Липень И.М. Причинная связь как условие договорной
ответственности // Право Беларуси. 2003. № 44. С. 80-85.
** Hart H.L. and Honore A.M. Causation in the Law. Oxford,
1959. Р. 281.
*** Принципы международных коммерческих договоров. С. 230-231.
**** Такой подход характерен, в частности, для Венской
конвенции и Принципов.
***** Подход, соответствующий актам международного частного
права, а также праву Англии, США и Франции.
****** Данный подход получил признание как в актах
международного частного права, так и во внутреннем законодательстве
Франции, США и Англии.
27.09.2004 г.
Право Беларуси, 2004 г., № 35, с.77
