ПРОБЛЕМА УСТАНОВЛЕНИЯ ПРИЧИННОЙ СВЯЗИ
ПРИ ПРИВЛЕЧЕНИИ ДОЛЖНИКА К ОТВЕТСТВЕННОСТИ
И.М.ЛИПЕНЬ,
юрисконсульт I категории
УП «ИНСТИТУТ БЕЛНИИЛИТ»
Не вызывает сомнений, что наличие причинной связи является
наиболее важным условием возложения ответственности за причиненные
убытки. В данной статье речь идет о критерии, которым надлежит
руководствоваться судам при решении вопроса об установлении
юридически значимой причинной связи.
Вообще говоря, причину возникновения убытков выяснить
несложно, и особых проблем с установлением причинной связи у
хозяйственных судов не возникает. Тем не менее в судебной практике
имеется немало случаев, когда убытки являются следствием
совокупности целого ряда обстоятельств, в число которых входит и
поведение должника, нарушившего обязательство, что вызывает
трудности в определении причины наступления убытков, неоднозначность
решения данной проблемы.
Как показывает практика, всего существует четыре варианта
связи нарушения обязательства с убытками:
а) нарушение обязательства является последней по времени
причиной убытков;
б) нарушение обязательства не является последней по времени
причиной убытков, оно предшествует им и связано с последней по
времени причиной убытков непрерывной причинно-следственной цепочкой
событий;
в) нарушение обязательства не является последней по времени
причиной убытков, оно предшествует ей, и во временном отрезке между
нарушением обязательства и последней по времени причиной убытков на
имущественную сферу потерпевшей стороны воздействует обстоятельство,
не связанное с нарушением обязательства непрерывной причинно-
следственной цепочкой событий. Однако воздействие это таково, что
оно изменяет обычную в подобных случаях последовательность событий,
что и приводит к причинению убытков;
г) нарушение обязательства и другая (другие) причина убытков
действуют одновременно и независимо друг от друга, т.е. они не
связаны друг с другом причинно-следственной цепочкой событий, каждая
из этих причин не влияет на последовательность событий, вызываемую
другой причиной, и каждая сама по себе образует ситуацию либо «а»,
либо «б».
Во всех приведенных ситуациях мы видим, что нарушение
обязательства - это лишь фрагмент из множества других,
предшествующих факту возникновения убытков у кредитора. Будет ли в
подобных случаях неисправный должник нести ответственность за
возникшие у кредитора убытки, зависит от выяснения вопроса о том,
действительно ли данные убытки являются результатом поведения
неисправного должника или же они вызваны иными обстоятельствами.
Для анализа таких случаев и для выяснения того, является ли
поведение данного лица причиной убытков, учеными-правоведами было
предложено огромное количество концепций, обилие которых само по
себе окончательно привело к путанице в рассматриваемом вопросе. В
дополнение к этому, все эти теории в большинстве своем имеют один
общий недостаток: все они одинаково неполноценны с практической
точки зрения и на основной практический вопрос, как же все-таки
определить юридически значимую причинную связь, ответа не дают.
По нашему мнению, наиболее эффективной с практической точки
зрения представляется концепция, которую английская юридическая
наука называет доктриной (теорией) непосредственной причины. В
полном соответствии со своим названием данная теория утверждает, что
существование причинно-следственной связи между неправомерным
поведением данного лица и убытками можно лишь тогда считать
установленным, когда данное неправомерное поведение является
непосредственной причиной убытков. Косвенное участие в причинении
убытков не порождает обязанность их возместить. Из четырех
приведенных выше вариантов связи между нарушением обязательства и
убытками только в варианте «в» нарушение обязательства признается не
непосредственной причиной убытков, а косвенной. В остальных случаях
непосредственная причинная связь между нарушением обязательства и
убытками признается, и обязанность возместить убытки возникает.
Следует отметить, что положения названной теории разделяют
многие правоведы, в том числе отечественные, а также российские. В
пользу рассматриваемой теории говорит и судебная практика. Приведем
следующий пример.
Рассмотрев в порядке надзора нижеизложенное дело, Коллегия
Высшего Хозяйственного Суда Республики Беларусь (далее - Коллегия
ВХС) не признала требование о взыскании упущенной выгоды подлежащим
удовлетворению, указав, что по смыслу гражданского законодательства
необходимо наличие причинно-следственной связи между противоправным
поведением лица (причинителя убытков) и возникновением убытков в
виде упущенной выгоды.
Из материалов дела следует, что решением хозяйственного суда
области истцу (предприятию «А») было отказано во взыскании убытков в
виде упущенной выгоды, включающей неполученные доходы от розничного
товарооборота в сумме 14 116 000 руб. и неполученные доходы от
оптового оборота в сумме 14 275 000 руб., причиненных, по мнению
истца, действиями ответчика (банка), неправомерно списавшего с
расчетного счета истца денежные средства.
Постановлением кассационной инстанции этого же суда решение
оставлено без изменения.
Заместитель прокурора области в протесте, ссылаясь на
существенные нарушения судебными инстанциями норм материального и
процессуального права, просил принятые по делу судебные акты в части
отказа в иске о взыскании убытков в виде упущенной выгоды в сумме
14 275 000 руб. отменить и направить дело на новое рассмотрение.
Рассмотрев материалы дела, Коллегия ВХС пришла к выводу о
необоснованности протеста, вследствие чего состоявшиеся по делу
судебные решения оставила без изменения. Принимая такое решение, суд
высшей надзорной инстанции принял во внимание следующие
обстоятельства.
По мнению Коллегии ВХС, суд первой инстанции, отказывая в
удовлетворении исковых требований в части суммы 14 275 000 руб.,
обоснованно пришел к выводу об их неправомерности.
Согласно расчету истца упущенная выгода в сумме 14 275 000
руб. представляет собой торговую надбавку в размере 30 % от
стоимости товара, который истец предполагал купить у предприятия «Х»
и продать предприятию «Г», с учетом инфляции за период с декабря
1998 г. по апрель 1999 г.
Исходя из смысла гражданского законодательства, под убытками в
виде упущенной выгоды понимаются не полученные потерпевшим доходы,
причинно связанные с неправомерным поведением причинителя вреда,
которые он получил бы, если бы его право не было нарушено.
Противоправное поведение лица только тогда является причиной
убытков, когда оно прямо (непосредственно) связано с этими убытками
(выделено автором. - И.Л.).
Рассмотрев обстоятельства и причины неисполнения договоров,
заключенных между истцом, предприятием «Х» и предприятием «Г», суд и
кассационная инстанция, по мнению Коллегии ВХС, обоснованно пришли к
выводу, что указанные договоры не могли быть исполнены реально в
силу причин, непосредственно не связанных с действиями ответчика по
предъявлению к расчетному счету истца инкассового распоряжения.
Так, судом было установлено и подтверждается материалами дела,
что на момент заключения договора от 10.12.1998 г. с предприятием
«Х» у истца не было источников для оплаты товара, а доказательств,
подтверждающих его обращение в банк с просьбой о разрешении
произвести предоплату по указанному договору за счет кредита, о
предоставлении которого он просил банк, суду не представлено.
Кроме того, истец 16.12.1998 г. направил письмо в адрес
предприятия «Г» с просьбой о расторжении договора от 11.12.1998 г. и
не перечислении денег на его расчетный счет.
Случай, приведенный нами, - типичный. Изучение конкретных
судебных дел показывает, что в подавляющем большинстве случаев
возмещению подлежат именно те убытки, какие прямо, непосредственно и
неизбежно вытекают из факта нарушения обязательства.
Впрочем, вышесказанное не означает, что не бывает исключений
из общего правила. Практика свидетельствует, что в целом ряде
случаев хозяйственные суды считают возможным взыскивать и так
называемые косвенные убытки. В качестве примера приведем дело,
рассмотренное хозяйственным судом Могилевской области.
В суд обратилось предприятие «А» к предприятию «Б» с иском о
взыскании 24 572 851 руб., в том числе 16 554 829 руб. реального
ущерба и 5 753 036 руб. упущенной выгоды. Суть спора состояла в
следующем.
Между предприятием «А» и предприятием «Б» 18.03.2002 г. был
заключен договор № 1 на перевозку грузов автомобильным транспортом,
по условиям которого истец принял обязательство осуществить
перевозку груза на автомобиле «Вольво» в указанный ответчиком пункт
назначения. При этом ответчик обязался нести полную ответственность
за подлинность и полноту оформления документов на груз,
предъявленный к перевозке.
Во исполнение принятых обязательств истец принял от ответчика
по товарно-транспортной накладной № 111 от 23.03.2002 г. 92 бочки с
емкостью для доставки в г. Брест на склад предприятия «Д». В
товарно-транспортной накладной значилось, что перевозится
растворитель денатурированный широкого профиля «Солюбел» СТБ 645-99
в количестве 1998,85 дал в 92 бочках. На данную партию продукции
предприятием «Б» был предоставлен сертификат качества № 35, в
котором отражено, что данный растворитель должен содержать этиловый
спирт в количестве 95,99 % объемных долей.
23.03.2002 г. в г. Бресте автомобиль с грузом в количестве 82
бочек был задержан сотрудниками правоохранительных органов. В ходе
расследования было установлено, что в 82 бочках объемная доля
содержания этилового спирта в изъятой жидкости составляет 96-96,5 %,
а не 95,99 %, как указано в сертификате качества. В соответствии с
ГОСТ 5962-67 изъятая спиртосодержащая жидкость признана этиловым
спиртом и рекомендована для использования в технических целях.
Выражаясь юридическим языком, предприятие «Б» как грузоотправитель в
нарушение п. 82 Правил перевозки грузов автомобильным транспортом,
утвержденных постановлением Министерства транспорта и коммуникаций
Республики Беларусь от 22 сентября 2000 г. № 22, п. 10 Инструкции по
заполнению товарно-транспортной накладной (форма ТТН-1),
утвержденной постановлением Министерства финансов Республики
Беларусь от 14 мая 2001 г. № 53, а также п. 2.2.1 договора, не
обеспечило правильность заполнения товарно-транспортной накладной и
вместо указанного в товарно-транспортной накладной № 111 груза -
растворитель денатурированный широкого профиля СТБ 645-99 «Солюбел»
- предъявило 23.03.2002 г. к перевозке спирт этиловый.
По данному факту был составлен протокол об административном
правонарушении, на основании которого постановлением суда от
29.04.2002 г. водитель-экспедитор предприятия «А», перевозивший
груз, был подвергнут штрафу, а груз и транспортное средство
конфискованы в доход государства.
Истец просил суд возместить за счет ответчика реальный ущерб в
виде стоимости конфискованного в доход государства автомобиля
«Вольво» с полуприцепом и упущенную выгоду в виде неполученного
дохода в связи с неиспользованием конфискованного автомобиля с
полуприцепом в течение восьми месяцев.
Оценив фактические обстоятельства дела, хозяйственный суд
признал требования истца правомерными и удовлетворил иск.
В рассмотренном примере можно определить, что прямая причинная
связь между решением суда общей юрисдикции о конфискации автомобиля,
принадлежащего истцу, и убытками прослеживается, она очевидна, а вот
установить прямую причинную связь между неправомерным поведением
ответчика и убытками невозможно. Совершенно очевидно, что если бы
суд общей юрисдикции правильно установил все обстоятельства дела, то
вряд ли он принял бы решение о конфискации автомобиля,
принадлежащего юридическому лицу, не имеющему никакого отношения к
противоправному деянию, совершенному предприятием «Б». Это тем более
верно, если учесть, что по обращениям предприятия «А» в прокуратуру
Минской и Могилевской областей управление Департамента финансовых
расследований Комитета государственного контроля Республики Беларусь
по Могилевской области произвело проверку законности осуществления
предприятием «Б» предпринимательской деятельности, по результатам
которой было установлено, что, во-первых, именно предприятие «Б»
нарушило закон, допустив 23.03.2002 г. единичный факт отпуска спирта
без специального разрешения (лицензии), во-вторых, водитель
предприятия «А» к предпринимательской деятельности предприятия «Б»
никакого отношения не имеет.
В данном случае неправомерное поведение ответчика лишь создало
необходимую предпосылку для конфискации принадлежащего истцу
автомобиля. Но неиспользование истцом в течение восьми месяцев
принадлежащего ему автомобиля произошло не по вине ответчика, а в
результате незаконной конфискации автомобиля, произведенной по
решению суда общей юрисдикции. Решение суда о конфискации вмешалось
в обычный ход событий и прервало непрерывную причинно-следственную
цепочку, в результате чего и были причинены убытки. И в этом случае
причинная связь между неправомерным поведением ответчика и убытками
истца является косвенной, а следовательно, и случайной, не
порождающей обязанности по возмещению убытков.
Следует обратить внимание, что в Гражданском кодексе
Республики Беларусь (далее - ГК) имеется единственный случай, когда
суд вправе взыскать косвенные убытки: «Суд также вправе уменьшить
размер ответственности должника, если кредитор умышленно или по
неосторожности содействовал увеличению размера убытков, причиненных
неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, либо не
принял разумных мер к их уменьшению» (часть вторая п. 1 ст. 375 ГК).
Названная правовая норма описывает две ситуации, когда между
нарушением обязательства и убытками вторгается постороннее
обстоятельство - вина кредитора. В обеих ситуациях кредитор после
нарушения обязательства активно или пассивно проявляет
бесхозяйственность и в результате несет убытки. Здесь нарушение
обязательства становится необходимой предпосылкой для проявления
убытков от бесхозяйственности кредитора.
Нас интересует вопрос, почему законодатель допускает
возможность взыскания такого рода косвенных убытков?
Думается, что ответ на этот вопрос достаточно очевиден.
Основанием для требования возмещения убытков в рассматриваемом
случае является нарушение договорных обязательств. Должником по
обязательству возмещения убытков является правонарушитель; самое
обязательство по возмещению убытков никогда бы не возникло, не будь
правонарушения. В этом и заключен ответ на поставленный вопрос: суд
не может быть обязан к уменьшению размера ответственности должника в
каждом случае вины кредитора, ибо основанием возникновения
возмещения убытков явилось такое поведение должника, которое
является правонарушением и влечет применение мер гражданско-правовой
ответственности.
Однако все вышеизложенное представляется только одной стороной
медали. Существует еще и другая ее сторона, на которую также стоит,
по нашему мнению, обратить серьезное внимание.
Во-первых, возможность взыскания косвенных убытков в смысле
части второй п. 1 ст. 375 ГК не служит цели формирования
сбалансированного коммерческого оборота и удовлетворения
заинтересованности в этом всех участников такого оборота. Данный
вывод очевиден, исходя из того, что, предусматривая в законе право,
а не обязанность суда на уменьшение размера ответственности должника
в случае виновного поведения кредитора, законодатель тем самым
снижает самоценность ответственного отношения кредитора к ведению
собственных дел, проявляющемуся в принятии своевременных мер по
снижению убытков.
Во-вторых, возможность взыскания косвенных убытков в смысле
части второй п. 1 ст. 375 ГК ставит знак равенства между виновным и
невиновным кредитором. Наличие данного обстоятельства уже само по
себе, по нашему мнению, требует в законе иной расстановки акцентов.
Одно дело, когда суд принимает решение о взыскании убытков в
ситуации, когда кредитор обосновал экономическую нецелесообразность
принятия мер к уменьшению убытков или доказал, что у него
отсутствовала возможность осуществления таких мер. Совершенно другое
дело, когда кредитор умышленно или по неосторожности не принял меры
к уменьшению убытков, а суд тем не менее этот факт игнорирует и,
пользуясь своим правом, взыскивает с должника убытки на всю сумму
ущерба.
Таким образом, следует заключить, что проблема установления
юридически значимой причинной связи представляет собой сложную
правовую проблему, которая все еще требует своего решения. Многое
здесь, конечно, будет зависеть от хозяйственных судов, занимающих
порой непоследовательную позицию в этом вопросе, однако основной
упор необходимо делать все же на законодательном решении данной
проблемы. Это и правильно: именно отсутствие в законе (п. 1 ст. 364
ГК) указания о том, какую причинную связь следует считать юридически
значимой, и создает в практике судов по рассматриваемой категории
дел наибольшие трудности в определении юридически значимой причины
наступления убытков. В связи со сказанным, полагаем, необходимо
устранить подобный пробел, предусмотрев в законе правило, следуя
которому суд без всяких трудностей определял бы наличие юридически
значимой причинно-следственной связи между нарушением обязательства
и убытками. Наиболее целесообразным представляется использование
теории непосредственной причины, узаконение которой непременно
должно носить сплошной характер, без всяких изъятий. В данном случае
в тексте части второй п. 1 ст. 375 ГК в целях исключения возможности
взыскания косвенных убытков от бесхозяйственности кредитора следует
отказаться от указания на право суда снижать размер ответственности
должника в связи с наличием виновного поведения кредитора. Установка
должна быть сделана не на право, а на обязанность суда снижать
размер ответственности должника при наличии достаточных к тому
оснований полагать, что кредитор по своей вине увеличил причиненные
ему убытки. Такой подход будет соответствовать и тенденциям развития
международного частного права. Так, в соответствии с п. 1 ст. 7.4.8
Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА
«неисполнившая сторона не отвечает за ущерб, понесенный потерпевшей
стороной, в той мере, в которой ущерб мог быть уменьшен в результате
разумных шагов потерпевшей стороны».
28.03.2005 г.
Право Беларуси, 2005 г., № 3, с.65
